Накануне армянская сторона заявила об обстреле своих позиций со стороны Азербайджана. По данным Минобороны РА, огонь велся из артиллерии и крупнокалиберного оружия, а также с беспилотников в направлении Гориса, Сотка, Джермука и ряда других населенных пунктов.
Азербайджан, в свою очередь, назвал военные действия ответом на широкомасштабную провокацию Еревана. По данным оборонного ведомства АР, ночью армянские диверсионные группы попытались установить мины между позициями азербайджанских военных на Дашкесанском, Кельбаджарском и Лачинском направлениях. Также сообщалось об обстрелах.
Обе стороны сообщили о потерях среди своих военных.
На фоне обострения ситуации Пашинян позвонил Путину. Также премьер переговорил с президентом Франции Макроном и госсекретарем США Блинкеном.
Совбез Армении заявил, что намерен обратиться к России для применения договора о взаимной помощи, а также в ОДКБ и в Совбез ООН.
В беседе с корреспондентом «Джейран медиа» ведущий научный сотрудник ИМИ МГИМО, главный редактор журнала «Международная аналитика» Сергей Маркедонов дал экспертную оценку текущей напряженности в регионе Южного Кавказа между Арменией и Азербайджаном.
— В чем причина эскалации между Арменией и Азербайджаном и насколько вероятны масштабные действия в этом направлении?
—Такая эскалация носит, конечно, системный характер, потому что стороны фактически не готовы к какому-то компромиссному решению. Два года назад ситуация просто радикально поменялась. Если до 2020 г. Армения чувствовала за собой преимущество и отказывалась фактически содержательно обсуждать какие-то уступки и возможность, скажем, достижения решения не в соответствии с максималистскими представлениями Еревана, то в 2020 г. Азербайджан почувствовал за собой силу и стремится ускорить окончательное решение проблем. Имеется в виду закрыть вопрос с Карабахом, закрыть вопрос с делимитацией, демаркацией, пытается использовать силовой фактор в дополнение к дипломатическому. Об этом даже в открытую делаются заявления. Конфликт, который между Арменией и Азербайджаном, его называли очень долгие годы «карабахским», и, действительно, Карабах – это центральный элемент конфликта, но сегодня то, что мы видим, это эскалация не в Карабахе, это эскалация вдоль собственной межгосударственной границы. Она разве в первый раз? Нет, не в первый. Уже многие годы и на этих участках собственной государственной границы происходят какие-то столкновения, инциденты и прочее, прочее. Сама эта традиция восходит еще даже к началу ХХ в., когда не было армянского и азербайджанского национальных государств. В истории вопрос о земле, о территории является ключевым. Кто обладает более выгодными, стратегическими, скажем, ресурсами земли, тот будет диктовать правила игры. Вот по этой логике, собственно, всё развивается. До тех пор, пока стороны не придут к какому-то взаимоприемлемому компромиссу, вряд ли мы увидим что-то принципиально новое.
— Как Вы оцениваете роль Брюсселя в качестве площадки для карабахского урегулирования? Выступает ли он по данной теме не как партнер, а как конкурент России, стремящийся вытеснить Москву?
— Давайте начнем с начала, то, что называется любая страна, любая сторона, будь то интеграционная структура ЕС или НАТО и Соединённые Штаты, или Россия, она всегда в реализации миротворческой инициативы преследует, прежде всего, свои национальные интересы. Поэтому, да, Брюссель является конкурентом. Если говорить о ситуации до февраля 2022 г., то армяно-азербайджанский конфликт, наверное, был уникальной точкой на постсоветском пространстве, где Запад и Россия всерьез не расходились. Вот смотрите, прошло 4 брюссельских саммита с момента декабря 2021 г., и если во время первого раунда Шарль Мишель и Эмануель Макрон проводили консультации с российской стороной, включая президента Путина, созвоны, были какие-то определённые консультации, уточнения позиции. То начиная со второго раунда, который состоялся уже весной нынешнего года, ощущение такое, что Брюссель как будто бы не видит вовсе Россию. Вопросы, которые обсуждаются там: подготовка мирного договора, демаркация и делимитация границ, разблокирование транспортных коммуникаций. Ведь это всё и Россия обсуждает с Ереваном и Баку. Но при этом, когда появляются заявления, того же Шарля Мишеля по итогам переговоров, то Россия не упоминается, не упоминается миротворческая миссия, не упоминаются те переговоры по демаркации и делимитации, которые Россия проводит и в которых участвует, не упоминаются какие-то посреднические усилия Москвы – те, которые сегодня мы наблюдали в попытке остановить вооруженное противостояние. Вроде бы те же самые темы и те же самые переговоры, а ощущение, что Брюссель от России отстраивается, и здесь такой сигнал, что вот Москва сейчас уже не адекватный модератор, она завязла на Украине, а вот мы сможем выступить вроде такого творца мира.
— Недавно мы стали свидетелями обострения российско-армянских отношений, поводом для чего стали вбросы в армянском информационном поле относительно возможного участия России в трагедии на рынке Сурмалу. С чем связано такое обострение и почему именно в это время?
— Я бы не стал использовать такой термин как «обострение», скажем так, определённый эмоциональный заряд. Между партнёрами пробежал какой-то заряд, определённые недопонимания. Я сразу хочу оговориться, что все инсинуации насчет Сурмалу и российской руки в этих событиях, они распространялись не официальными лицами Армении. Это не Никол Пашинян, это не представители правительства, не представители национального собрания говорили. Почему сейчас Россия, скажем, жестче прежнего отреагировала? Я думаю, здесь два соображения. Первое соображение – это то, что армянские власти не стали жестко противостоять вот этим инсинуациям. Достаточно было просто сказать о том, что такие инсинуации вредны, они мешают нашему колектническому диалогу и только ведут к расколу внутри армянского общества и расколу между Москвой и Ереваном. Если бы любое официальное лицо Армении вот так сказало, пожалуй, ноты бы от российской стороны не последовало. Но есть еще и второе, более системное основание. Несколько было до этого заявлений с армянской стороны с определённой критикой российских миротворцев. И складывалась такая ситуация, что идут определённые разговоры Еревана и Баку, и, вроде бы, Ереван готовится к уступкам, и если они происходят, то получается, что Москва крайняя. Понимаете, вот много каких-то недоговорённостей. Собственно, я думаю, это и послужило источником такого искоренения, скажем. Я бы еще раз не сказал об ухудшении, резком обострении отношений, есть некоторый элемент недопонимания. В качестве какой-то фактической рекомендации, поскольку в этой сфере я часто готовлю аналитические материалы с практическими рекомендациями, я бы считал, что такие проблемы лучше снимать не в публичных формах. Есть телефонный разговор Пашинян – Путин. Есть контакты на уровне посольства, посол может переговорить с министром иностранных дел и тд. Я думаю, что, если такие проблемы возникают, лучше их купировать на самом начальном этапе, чтобы противникам России не давать каких-то дополнительных козырей в руки. И потом, когда Арарат Мирзоян, а потом Никол Пашинян были в России, Мирзоян встречался с Лавровым, а Пашинян выступал на форуме во Владивостоке, стороны показали, что каких-то серьёзных противоречий и проблем нет. Это гораздо более высокий уровень отношений, чем какие-то разговоры об инсинуации и тд. В результате сегодняшнего обострения, опять-таки, Пашинян ведь разговаривал с Путиным и обращался в ОДКБ, то есть говорить об обострении всё-таки я не считаю уместным. Скорее некоторое эмоциональное недопонимание.