Эрдоган: кавказская тема на Генассамблее ООН
В конце сентября политики, эксперты и журналисты заинтересовано обсуждают выступления лидеров различных государств мира на юбилейной 75-й Генеральной Ассамблее ООН. Дополнительной остроты дискуссии добавил необычный формат форума. В 2020 году в связи с пандемией коронавируса он проходил в виртуальном режиме. Из всех мировых лидеров только американский президент Дональд Трамп, которому в скором времени предстоят испытания выборами, выступил «живьем».
Однако «удаленный» формат участия глав государств не означал, что их выступления стали проходными событиями. На фоне других особым полемическим задором отличился президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган. Турецкий лидер коснулся вопросов и региональной, и международной безопасности в спектре от этнополитических и межрелигиозных конфликтов до перспектив реформирования Совета безопасности ООН. Говоря о ситуации в Кавказском регионе, Эрдоган дал жесткую оценку действиям официального Еревана: «Армения, атаковавшая территории Азербайджана в июле, вновь показала, что она представляет собой самое главное препятствие долгосрочному миру и стабильности на Южном Кавказе». Далее он констатировал, что Анкара поддерживает «решение конфликтов в регионе как можно скорее, в особенности, конфликта в Нагорном Карабахе, соблюдая территориальную целостность и суверенитет Азербайджана и Грузии, и резолюции ООН и ОБСЕ». Насколько наступательная риторика Эрдогана важна в контексте нынешней ситуации на Южном Кавказе? Означает ли она, что Турция теперь рассматривает кавказское направление, как столь же важное, как и средиземноморское? Как соотносится критика турецкого президента в адрес Армении с его пафосом, обращенным в сторону Индии в связи с кашмирским вопросом? Этот сюжет также прозвучал в выступлении Эрдогана на Генассамблее ООН и вскоре получил жесткую отповедь со стороны официальных представителей Нью-Дели за попытку «вмешательства во внутрииндийские дела». Можем ли мы говорить, что претензии на роль одного из лидеров мусульманского мира также найдут свою реализацию в Кавказском регионе?
Армянский фактор для Турции: история и современность
Многие наблюдатели обратили внимание на символический ряд. Свою речь президент Турции произносил на следующий день после главного национального праздника Армении – дня независимости республики. 21 сентября 1991 года там состоялся референдум, на котором подавляющее большинство граждан высказалось за выход из состава СССР и существование бывшей АрмССР как самостоятельного государства. Но примерно за год до этого, 23 августа 1990 года была принята Декларация о независимости Армении, ряд пунктов которой до сих пор вызывают в Турции резкое неприятие. И в свое время, когда подавшая поначалу большие надежды «футбольная дипломатия» (так называли процесс армяно-турецкой нормализации) начала медленно, но верно сменяться фазой застоя, апелляции Анкары к упомянутому выше документу были использованы как аргументы против форсированного примирения.
Во-первых, в Декларации тридцатилетней давности (которую никто с тех пор не пересматривал и не дезавуировал) говорилось о том, что «Республика Армения выступает за международное признание геноцида армян 1915 года в Османской Турции и Западной Армении» (пункт 11), в чем турецкие политики узрели намек на территориальные претензии. Впрочем, не только в этом дело. В подобных требованиях Анкара видит опасный прецедент, за которым могут последовать схожие требования со стороны Греции (а двусторонние отношения этих стран, особенно в последний год, вызывают серьезную тревогу), курдских и ассирийских организаций, у которых имеются покровители и союзники в США и странах Европейского союза. Как только у Турции на этих направлениях возникнут сложности, сюжеты «исторической политики» будут задействованы на полную мощь. Достаточно вспомнить резолюции американского Конгресса по армянскому вопросу осенью прошлого года или аналогичный во многом документ, принятый в июне 2016 года немецким Бундестагом. В сентябре 2020 года активизировались не просто академические дискуссии, а разговоры с участием конгрессменов и госсекретаря Майка Помпео, посвященные соблюдению свободы совести в Турции, а также греко-турецким и греко-кипрским отношениям.
Во-вторых, в преамбуле Декларации 1990 года содержится положение о «воссоединении» АрмССР и Нагорного Карабаха. Но после распада СССР Анкара последовательно поддерживает Баку в деле борьбы за восстановление азербайджанской территориальной целостности. И если Россия и США, которые также следуют этой формуле, ссылаются на «базовые принципы», которые содержат такие важные детали, как юридически обязывающий референдум по статусу Нагорного Карабаха (не факт, что результаты устроят Азербайджан), Турция поддерживает своего союзника безоговорочно, что было явлено и в апреле 2016, и в июле 2020 гг. Последовавшие за недавней эскалацией совместные азербайджано-турецкие военные учения, критика представителям Анкары Минской группы ОБСЕ за ее недостаточную миротворческую эффективность говорят о том, что турецкое вовлечение в карабахское урегулирование- не серия дежурных выступлений для демонстрации риторической солидарности тюркских народов. Это – часть более широкого контекста трансформаций турецкого внешнеполитического позиционирования.
Азербайджан: не только этническое родство
По словам турецкого эксперта Керима Хаса, «в политическом аспекте среди всех постсоветских республик Азербайджан (как народ, так и правящие круги) всегда был самым близким партнером Турции». Однако существует интересный феномен. И в азербайджанских, и в армянских экспертных кругах есть представление, что активность Анкары на Кавказе определяется, прежде всего, фактором этнического родства двух тюркских народов. В качестве примера снова приводится история азербайджано-турецкой кооперации в период после распада Российской империи и образования первого национального государства азербайджанцев – АДР. Спору нет, фактор языкового и культурного родства используется в официальном нарративе двух государств. Но сводить все только к нему было бы неверно. Помимо Азербайджана Турция активно развивает свои контакты с Грузией. О соблюдении ее территориальной целостности также было сказано 22 сентября в рамках выступления Эрдогана на Генассамблее ООН. В то же время Анкара всегда стремилась к сохранению открытым «абзахского окна», поддерживая определенные экономические контакты с частично признанной республикой и ее представителями, формально отдавая это на откуп активистам диаспоры. Не только абхазской, но также и адыгской.
Но все эти усилия на кавказском направлении предпринимаются не в вакууме. Турция в последние два десятилетия значительно укрепила свои позиции на Ближнем Востоке, в Северной Африке, на Балканах, в Средиземноморье и в Черноморье. Представить без нее иракский, сирийский, ливийский, кипрский или боснийский паззлы – невозможно. Анкара пристально следит за положением турецкого и помакского меньшинства в Болгарии, правами мусульман в Греции и в сербской области Санджак. К ней апеллируют и представители Украины, когда речь идет о статусе Крыма. С 2014 года Анкара последовательно считает его украинским, будто бы, не замечая перехода полуострова под российский контроль. Если до прихода к власти «Партии справедливости и развития», турецкая внешняя политика, в целом, строилась вокруг идей евро-атлантической солидарности и от вовлечения дела в своем «ближнем зарубежье» Турция тщательно воздерживалась, то с наступлением «эры Эрдогана» многое поменялось. Приоритеты «соседства» вышли на первый план, Анкара пытается уйти от привычной в прежние времена роли младшего партнера Вашингтона по НАТО. Она заявляет о себе, как о ведущей евразийской державе. И поэтому последовательно позиционирует себя как страна, которая может быть неким магнитом притяжения для других. И в первую очередь для Азербайджана. Как следствие, заметная активизация на нагорно-карабахском направлении, где Баку сталкивается напрямую с Ереваном. Для Анкары важно продемонстрировать, что она – надежный союзник и промоутер безопасности для тех, кто выбрал стратегический альянс с ней. Заметим при этом, что в этих двух мусульманских странах разная конфессиональная ситуация. Если среди мусульман Турции доминируют сунниты, то в Азербайджане шииты перевешивают (в соотношении примерно 65 на 35%), хотя процессы суннизации в последнее время набирают обороты.
Международные амбиции и региональные проекции
В своем «удаленном» выступлении на Генассамблее ООН Реджеп Эрдоган заявил о необходимости реформировать Совет безопасности Организации. По его словам, в нынешней ситуации судьба мира отдана на откуп пяти странам- постоянным членам Совбеза. Он не в первый раз пробует свои риторические силы на ниве преобразований ооновских структур. В декабре 2018 года он выступил от имени мусульманского мира, который при имеющейся форме ООН не получает защиты своих прав. Эта тема снова зазвучала в речи турецкого президента на 75-й Генеральной Ассамблее. В качестве мишени была избрана Индия, чья политика в штате Джамму и Кашмир получила резкое осуждение со стороны Эрдогана. Фактически он солидаризировался с пакистанской оценкой динамики кашмирского вопроса. Интересная деталь! Пакистан с момента распада СССР и образования независимой Армении до сих пор не признает это государство, в то время как Ереван рассматривает Джамму и Кашмир как неотъемлемую часть Индии. Помимо официального Исламабада у Армении также нет дипломатических отношений с рядом арабских государств (Саудовская Аравия, Йемен), проявляющих религиозно-политическую солидарность с Азербайджаном. Еще один пример реактивного поведения в процессе признания-непризнания государственной независимости! Как бы то ни было, а Турция пытается играть на этом. Более того, Эрдоган, последовательно пересматривая лаицизм, как одну из государственных основ Турецкой республики, стремится выступать в роли одного из лидеров исламского мира в целом. И оковы ООН в виде «большой пятерки» действительно сковывают его и на кавказском направлении, и в других регионах. Возможно, без этих сдержек и противовесов Турция была бы намного активнее в Кавказском регионе.
Сегодня же помимо фактора России, имеющей военное присутствие в Армении, Абхазии и в Южной Осетии, Анкара держит в уме непростые отношения с партнерами по НАТО (США и страны ЕС). Для Штатов эскалация в Карабахе – это риск для трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан, в который инвестировано не только много финансовых средств, но политических ресурсов. Потенциально – это угроза тому, что Вашингтон определяет, как «энергетическую независимость» Европы и Евразии (в переводе на обычный язык это означает минимизацию российского доминирования в энергетике). Парадоксальным образом, интересы России и США в сохранении хрупкого баланса сил в турбулентном регионе сходятся. И их вольное или невольное разрушение с помощью активизации третьих сил ставит их в не самое удобное положение. Пожалуй, сегодня самой мощной «третьей силой» является Турция. Если в качестве первых двух обозначить Россию и США (плюс НАТО), и принять во внимание военные, социально-экономические и политические ресурсы. И всеми своими делами Анкара говорит: ее стоит принимать, как серьезного, а не проходного игрока.