Военная эскалация в Нагорном Карабахе снова привлекла внимание к ситуации в Кавказском регионе. Армяно-азербайджанский конфликт не отнесешь к новым явлением международной политики. Многие его элементы, такие как позиции самих противостоящих сторон, а также игроков, вовлеченных в процесс мирного урегулирования прекрасно известны. Обострения на карабахской линии соприкосновения или вдоль межгосударственной границы Армении и Азербайджана также бывали не раз. Из последних наиболее масштабных случаев – эскалация в июле 2020 года. В чем же новизна именно сентябрьской ситуации? Насколько опасен новый всплеск вооруженного противостояния? Велика ли угроза интернационализации конфликта и какие траектории его развития возможны?
Самая крупная эскалация с момента перемирия
Уже по первым трем дням сентябрьского вооруженного противостояния стало понятно, что оно – самое крупное с момента вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня (оно вступило в силу 12 мая 1994 года). Оно превзошло по своим масштабам и «четырехдневную войну» 2016 года, и недавнее июльское пограничное обострение. Прежде всего, стоит обратить внимание на более широкий театр военных действий. Они идут не только вдоль 193-километровой линии соприкосновения конфликтующих сторон в Нагорном Карабахе, но и перекидываются на собственно территорию Армении. В этом контексте можно отметить инцидент у города Варденис в области Сюник, расположенного между озером Севан и Кельбаджаром. Очень символичное место! Традиционно, когда говорят о коридоре, связывающем непризнанную Нагорно-Карабахскую республику и Армению, упоминают Лачин. Но Кельбаджар в контексте такой связки не менее важен, не в последнюю очередь благодаря своим водным ресурсам, питающим Карабах. Между тем, одним из наиболее жестких споров на переговорах является ширина коридора, связывающего Ереван со Степанакертом. Ситуация стремительно меняется. И сегодня трудно говорить будет ли задействовано тавушское или нахичеванское направления, ранее уже становившиеся аренами противостояния. Но любое продолжение конфликта собственно на пограничной линии Армении и Азербайджана чревата интернационализацией противостояния. Сегодня такая угроза как никогда велика. В особенности если два театра старого этнополитического противоборства (Карабах собственно и пограничье) будут задействованы одновременно. Риски такого развития слишком велики.
Продолжая мысль об интернационализации, нельзя не упомянуть роль Турции. Поддержка Анкарой позиций Баку – не новость. Еще в 1993 году Турецкая республика закрыла сухопутную границу с Арменией. И с тех пор сообщения между странами по земле нет. И раньше Анкара была единственной из стран-членов Минской группы ОБСЕ, кто поддерживал Азербайджан безо всякой нюансировки. Но сегодня нет ни одной другой страны среди соседей или вовлеченных игроков, кто столь последовательно бы выступал именно за полную победу Баку над Ереваном и Степанакертом именно на поле брани. В конце сентября 2020 года о деоккупация азербайджанских земель представители Турции говорят не меньше, если не больше, чем официальные лица Азербайджана. Даже озвучивается тезис о фактической тождественности национальных интересов двух стран.
О переговорах говорят все международные организации, сопредседатели и члены Минской группы. Контрастом на фоне Турции выглядит Иран. С первого дня эскалации МИД Исламской республики заявил о готовности выступить в роли посредника. Тем паче, что у Тегерана такой опыт уже был. На пике военного противостояния в мае 1992 года именно в Иране прошла встреча лидеров Азербайджана и Армении появилось совместное заявление об урегулировании. Да, оно не было реализовано, и впоследствии Исламская республика снизила свою активность. Но интерес к урегулированию конфликта в Карабахе в этой стране сохранился. Турция же, похоже, не доверяет нынешнему посредническому формату. И в устах президента Реджепа Тайипа Эрдогана звучит жесткая критика в адрес «большого трио» (Россия-Франция-США), за чем угадывается стремление переучредить формат Минской группы и, не исключено, превратить ее в «большую четверку». И нынешняя активность Анкары свидетельствует, скорее, в пользу этого тезиса.
Необратим ли военный сценарий?
Как уже было сказано выше, сентябрьское военное обострение- не первое. Но что стоит особо отметить? Ранее такие эскалации перемежались с переговорами. Эти дипломатические раунды не были слишком эффективны, если понимать под результатом достижение политического компромисса и выход на мирное соглашение. При этом отсутствие практического результата не говорит о полной бесполезности таких переговоров. Они были, скорее, не про урегулирование, а про менеджмент конфликта, минимизацию инцидентов. В условиях, когда стороны не склонны уступать, а максималистские требования не смягчаются, – это уже не так мало. Сколько возможных эскалаций такие переговоры предотвратили! А с ними и немало человеческих жизней, о чем не стоит забывать в спорах о «большой игре» и геополитических резонах. В 2020 году переговорный процесс был поставлен на паузу. И дело здесь вовсе не в пандемии коронавируса, на которую сейчас принято многое списывать, а в отстутствии воли конфликтующих сторон к диалогу. Но было бы неверным обращать критические стрелы только в адрес Баку и Еревана. Страны-посредники также отвлеклись на другие темы. Для США – это президентские выборы, а также разрешение старых споров на Балканах и Ближнем Востоке. Мы увидели, как в течение буквально одного года Вашингтон резко вырвался в своеобразной гонке миротворцев на косовском треке по сравнению с ЕС. Для Франции приоритетом были внутренние проблемы, европейское единство, что крайне важно для президента Эмманюэля Макрона, претендующего на роль неформального лидера в Евросоюзе. У России, начиная с августа, центральной внешнеполитической темой стала Белоруссия. Неудивительно, что карабахская тема оказалась отодвинута в списке приоритетов, тогда как та же Турция на этом фоне наращивала свои военно-политические контакты с Баку. К сожалению, после обострения в июле 2020 года не случилось переговорного раунда. И эта дипломатическая пауза в итоге оказалась заполнена отнюдь не мирным содержанием. Чередование переговоров с военными обострениями, пожалуй, впервые было нарушено.
Но означает ли это, что мы реально стоим на пороге новой региональной войны с высокой вероятностью ее интернационализации? Выше были перечислены возможные риски и неопределенности. Их больше, чем когда бы то ни было прежде. Однако ряд параметров сентябрьского обострения позволяет сделать выводы о том, что сохраняются возможности для того, чтобы противостояние не разрослось. Во-первых, быстрой и решительной победы ни у одной из сторон нет. У Армении нет желания и необходимости какого-то территориального расширения. И если по поводу статуса Карабаха «базовые принципы» урегулирования конфликта предполагают юридически обязывающий референдум, то по поводу смежных районов, не входивших в советское время в состав НКАО ничего такого не предусмотрено. Они должны быть освобождены. И в этом плане новая «нагрузка» территориями сработает не в пользу Еревана. Но и у Баку нет какого-то подавляющего преимущества для того, чтобы разрушить инфраструктуру непризнанной НКР. Мысль кавказоведа-международника Николая Силаева кажется справедливой: «Конечно, у Азербайджана есть превосходство. У них больше и техники, и населения. Их население растет. Но это превосходство не решающее. Я имею в виду, что, на мой взгляд, у Азербайджана нет военных ресурсов, и в смысле личного состава, и в смысле техники для того, чтобы одержать решительную победу в Карабахе». Но таковой можно назвать и обретение хотя бы небольшой территории, пускай и незаселенной, но имеющей, скорее эмоционально-символическое значение. И если это так, то получается, во-вторых. Высока вероятность затягивания позиционной войны, а экономически это – серьезный удар для двух конфликтующих стран. Такой сценарий- работа на истощение. И высокая вероятность наращивания усилий посредников для, если угодно, «принуждения к переговорам». Дипломатическими, не военными способами. В этом плане у России и Запада нет особых расхождений в отличие от других точек постсоветского пространства.
Будь сегодня в Карабахе, как в Абхазии или в Южной Осетии, то есть ситуация, когда одна из противоборствующих стороны ориентировались бы четко на Россию, а другая – на США, выход из тупика был бы в разы тяжелее. И очевидно, что чем дольше будет длиться конфликт, тем больше будет международное давление с целью его если не закончить, то перевести в переговорный формат. Это, конечно, не гарантирует от дальнейших ре-эскалаций. Но, по крайне мере, вносит некое успокоение, хотя бы временное.