Какие последствия будут иметь события в Иджеване для армянской власти? Как позиция европейских структур повлияет на политику власти в отношении судебной реформы и смены главы Конституционного суда? Рискнут ли власти пойти против мнения Армянской церкви и существенной части общества и ратифицировать Стамбульскую конвенцию? На эти и другие вопросы Пресс-клуба «Содружество» ответил один из ведущих армянских политтехнологов Виген Акопян.
Какие последствия будут иметь события в Иджеване для нынешней власти?
Такие «иджеваны» в той или иной степени в разных частях Армении были и будут. Вся проблема в том, что, так как эта революция была «наперекор» с девизом «Отвергни Сержа», и не было конструктивной линии, то есть во имя чего каждому была дана возможность домысливать. Каждый решал, во имя чего он совершил эту революцию.
Поэтому таксисты и лихачи думали, что делают революцию, чтобы не было камер, чтобы они водили как хотели. Торговцы – чтобы завозить неограниченное количество товара без таможенной пошлины. Лесорубы считали, что вырубать деревья будет легче, так как это рядом с их домом, и они всегда содержали семью этим, тем более, что премьер – их земляк. Жители Севана думают, что живя рядом с Севаном думать о других источниках дохода не стоит, так как им принадлежит и рыба, и курортная зона.
У каждого были свои представления, почему была совершена революция, и все эти представления были далеки от требований закона, стандартов правового государства. Поэтому мы видим, как таксисты закрывают улицы, протестуя против камер, жители Севана блокируют межгосударственную трассу и требуют от правительства не говорить об экологических проблемах. Самое интересное, что на следующий день правительство заявляет, что Севан самоочистился. Лесорубы, за которыми, очевидно, стоит «лесная мафия», удивлены запретом, а торговцы, приехавшие из Стамбула, избивают сотрудников Комитета по госдоходам.
Это все делается под лозунгом: «Разве из-за этого мы делали революцию?». Это главная проблема властей. Власти так проявили себя и так внушили людям, что они решили, что эта революция нацелена не на создание правового государства, а на анархию. Власти поняли, что это станет цепной реакцией, надо противодействовать этому и показать силу. Кроме того, что между революционными персоналиями и властями есть большое недопонимание, куда мы идем, есть также комплекс вины у правоохранительной системы.
Например, (глава полиции Валерий) Осипян всю свою жизнь разгонял митинги, в том числе оппозиции всех типов, и его всегда обвиняли в том, что он поливал водометами, избивал, распылял газ, сейчас у него есть комплексы, он опасается, что если снова так поступит, его могут обвинить. Этот его комплекс распространился на подчиненных, и поэтому полиция – безвольная система, которая боится тронуть кого-то пальцем. То есть правоохранительная система находится в парализованном состоянии. Это все и потому, что когда трансгендеры и представители ЛГБТ врывались в отделения и избивали полицейских, им была дана команда не трогать их пальцем, так как в новой Армении нельзя трогать меньшинства.
Я думаю, власть применила силу после того, как в них полетели камни, и не было диалога как такого. Поэтому я говорю, что власти в тот момент поняли, что это очень сильный удар по их авторитету, лично по авторитету Никола Пашиняна, так как это произошло на его родине. Был в этом какой-то символизм. Власть поняла, что вседозволенность может привести к цепной реакции. Я думаю, власть хотела показать, что игры заканчиваются.
Они перешагнули через этот комплекс. У них был комплекс, чтобы их не сравнивали с прежними. Они давно готовились к замене инструментария и готовили к этому общественное мнение. Никол неоднократно заявлял, что от властей требуют «заменить бархат железом». Я думаю, что это первый откровенно силовой шаг. Власть хочет показать, что у нее этого комплекса нет, нет также комплекса и у полиции.
Рискнет ли армянская власть пойти на конфликт с Европой и европейскими структурами в вопросах «веттинга» судебной системы и смены состава Конституционного суда или отступит?
Ясно, что они отказались от того инструмента веттинга, о котором они говорили ранее, например, о каком-то законе, конституционных изменениях. Думаю, что так называемый веттинг будет осуществлен по-армянски. Если кто-то им не понравится, будет использоваться компромат, их запугают, и 90%-95% объектов этого компромата сразу согласятся. Это будет своеобразный веттинг, будет использован этот инструментарий веттинга.
И, действительно, действующее законодательство позволяет очистить, ничто не мешает, все инструменты есть. Здесь интереснее, почему европейцы, которые с большим энтузиазмом буквально через пару дней заявляли о готовности оказать финансовую помощь, дали задний ход. Конечно, легче всего объяснить это связями и влиянием республиканцев в Европе. Это есть, учитывая многолетние связи, влияние на такие структуры, как Европейская народная партия.
Но, я думаю, что европейцы начинают торги, и я сильно опасаюсь, что торги ведутся вокруг Стамбульской конвенции. Если Стамбульская конвенция будет принята, Европа может подобреть, закрывать глава на многое.
У этих властей очень важна форма, шумиха, пиар. Я всегда говорил, что у них кризис выполнения своих решений, они придумывают что-то, помпезно об этом заявляют прямыми эфирами, а потом при первом же сопротивлении отступают. Это уже не оригинально, это не первый и не последний случай, когда они отказываются от своих же решений, анонсированных больших проектов.
В этом смысле нет ничего необычного в отказе от системного веттинга и переходе к армянской модели веттинга. Я думаю, сложнее вопрос с Конституционным судом, так как Венецианская комиссия почти выразила позицию, назвав «игрой слов» споры между понятиями «судья» и «член» Конституционного суда, то есть почти жульничеством.
Я думаю, что если будут торги, то они будут вокруг Конституционного суда, потому что практический веттинг можно сделать без формальностей, а в ситуации Конституционным судом сложнее. Думаю, что тут могут быть торги. У этого вопроса нет правового решения. Власти заявляют о конституционном кризисе, а глава КС опровергает, называя это чем-то надуманным.
Здесь остается политическое решение – или уговаривают Грайра Товмасяна уйти в отставку или меняют Конституцию, а это длительный процесс. Сейчас идет метод внушения. Изучают прошлые дела на прежних местах работы, когда он был министром юстиции, руководителем аппарата Национального собрания. Я думаю, они попробуют пойти этим методом.
Но тут вопрос в том, что тот же Грайр Товмасян тоже опытный человек. Я думаю, когда он решил ввязаться в эту борьбу, понимал, что этот метод борьбы против него будет использован, что будут проверять всех и вся. И он, по всей видимости, как-то просчитал, что может отбиться. Но, повторюсь, тут возможны политические торги с Европой.
От Конституционного суда многое зависит в деле экс-президента Роберта Кочаряна. КС рискнет пойти против власти в нынешних условиях?
Сейчас КС фактически взял таймаут, в том смысле, что нашел лазейку, направив дело для консультаций в ЕСПЧ и Венецианскую комиссию. Он рассчитывает на несколько вариантов. Первый вариант – как минимум потянуть время. Но, я думаю, что у него есть какие-то импульсы или месседжи, или поведение Венецианской комиссии подсказывает, что там настроены более благожелательно именно к Роберту Кочаряну. В этом плане, если оттуда будет месседж в пользу Роберта Кочаряна, то Грайр Товмасян, который уже сказал «А», скажет и «Б», по всей видимости.
Против Кочаряна не будет играть в европейских структурах его пророссийский имидж?
Сейчас для европейских структур не является главным вопрос – является ли человек пророссийским или антироссийским, потому что они очень прагматичны, и очень хорошо понимают, что в этом плане, в смысле пророссийскости, Пашинян не очень отличается. Во всяком случае, год и два месяца показали, что чтобы он ни говорил, каким бы тоном ни говорил, все равно он делает то, что даже не делали, так сказать, номинально «пророссийские» деятели как Роберт Кочарян.
Рискнет ли власть пойти против мнения церкви и большей части общества в вопросе ратификации Стамбульской конвенции?
Слово церкви было очень важным, так как никто не будет внимательно читать Стамбульскую конвенцию с подтекстами. Тем более церковь – серьезный, важный институт для армян. Это очень серьезный козырь в руках противников ратификации.
Властям будет очень трудно решить задачу ратификации конвенции, если они поставят ее перед собой, не только потому, что для значительной части общества намного более приемлемы доводы «антистамбульского фронта». Серьезная проблема есть и внутри. Например, есть люди, хорошо знакомые со структурой власти, которые утверждают, что в той же фракции могут быть лишь человек 20-25 , безоговорочно поддерживающих конвенцию. Это, в основном, представители общественного сектора, долгое время работавшие в этих структурах.
Примерно 15 могут быть безоговорочно против. В этой борьбе там есть серая, неопределившаяся, в каком-то смысле беспринципная, масса, которая будет ждать импульса сверху. То есть, что скажет лично Никол Пашинян.
И в этом плане, очень большая ответственность лежит лично на Николе Пашиняне. А он, как показывает практика, не любит все время брать ответственность на себя. И он все время показывает, что в подобных вопросах – ЛГБТ, связанных с церковью и так далее – хочет быть не над схваткой, а сбоку. Он все время приводит те же доводы, что эта тенденция укрепилась при прежней власти. Он и сейчас говорит, что конвенция была принята той властью, хотя это не освобождает его от ответственности, и он может не ратифицировать конвенцию, если это было плохим решением.
Поэтому, я думаю, что это очень трудный вопрос лично для Никола Пашиняна, потому что он все время показывает, что является ярым приверженцем Армянской апостольской церкви.
Айк Халатян