От автора
Век спустя, после события, которое среднему и старшему поколениям известно как Великая октябрьская революция, а ныне его именуют октябрьским переворотом 1917 года, у современного человека возникает вполне понятный вопрос – а как такое могло случиться в стране, занимающей одну шестую часть суши, и большинство населения которой считало себя православной. Имею в виду революцию, кровавую междоусобную войну, коллективизацию, уничтожение целого класса крестьян, героическую борьбу с фашизмом…. Историки и социологи по-разному отвечают на этот вопрос. Для кого-то это вполне объяснимая закономерность, для других происки внешних врагов, а для кого-то Божий промысел.
Может быть, правы и первые, и вторые, и третьи. Но мне, как потомку участников тех событий, невольному свидетелю жизненных перипетий и трагических судеб героев прошлых времен, интересен взгляд на прошлое простой грузинской женщины, моей бабушки Ангелины, которая всю жизнь прожила в маленькой гурийской деревушке, учительствуя в местной школе, воспитав, кроме своих четырех внуков, не одно поколение гурийцев. В ее жизни, в жизни ее семьи, как в капле воды отразилась вся трагедия, постигшая некогда огромную и единую державу. Поэтому, думается, что действительность, увиденная ее глазами, будет интересна и многим людям на т.н. постсоветском пространстве.
Гурия – это маленькая историческая область в Западной Грузии, которая дала миру многих известных революционеров, ниспровергателей вековых устоев, бунтовщиков.… Исторически так сложилось, что здесь находили убежище беглые крестьяне из других областей Грузии. Может быть, и поэтому среди местного населения весьма популярны были большевистские агитаторы. Еще задолго до октября 17-го, здесь восставшие крестьяне, захватив в 1905 году уездный город Озургети, провозгласили независимую республику со всеми, как теперь принято говорить, демократическими ценностями. Правда просуществовала она не долго (всего пару месяцев), но почин был сделан именно здесь, в Гурии. Революционные события в этой области хорошо описаны талантливым писателем Ниношвили, в честь которого при советской власти и было переименовано наше село Цацхвиани.
Кстати, село это с полным основанием можно назвать историческим. Дело в том, что археологи обнаружили здесь каменные плиты времен владычества Римской империи. Село наше расположено на возвышенности, которая контролирует торговые пути с Запада на Восток и обратно. Издавна здесь проходили торговые караванные пути, контроль за которыми приносили немалые выгоды захватчикам всех мастей (персов, римлян, арабов, османов). И по сей день, здесь проходит международная автомагистраль, связывающая грузинские морские порты с портами Каспийского моря, а вдоль трассы громыхают железнодорожные цистерны, доставляющие нефть с востока на запад. По мнению многих историков, древних греков привлекали именно, говоря современным языком, транзитные возможности Колхидского царства. Вот и появилась легенда о Ясоне, который на “Арго” прибыл к царю колхов Айэту за золотым руном. Наверное, как отзвук тех легендарных времен осталась у гурийцев привычка называть своих детей самыми необычными для этих мест именами ( в селах и до сих пор можно встретить людей с именами Яго, Вольдемар, Кримфилда, Элпиде и даже… Наполеон).
Валерий Чхартишвили
Ясон
Ясон, или как его называли соседи, Ясона был малый лет 16-17. Дом его отца, Силибистро Квачадзе, стоял на отшибе. Да и домом то его можно было назвать с натяжкой – так, перекошенная на один бок пацха (плетенная из ивняка и замазанная глиной хижина) да налиа (помещение для сушки кукурузы), похожая на избушку на курьих ножках. Кукурузы в нем не было уже несколько месяцев – у Квачадзе всегда, по их словам, был недород. Виной тому были: весной – дожди, летом – жара, а осенью – внезапно выпавший снег. Поэтому и тот скудный урожай, который отец с сыном своими мотыгами вырвали из пасти злобной природы, приходилось собирать под снегом. Трудолюбие было не самой характерной чертой Квачадзе, но зато у них был хорошо подвешен язык. Особенно этим мог похвастаться Ясон. Гурийцы вообще известны по всей Грузии своим острым языком. Ясон же превзошел в этом деле своего отца. Речь его была не книжная, ибо читал он очень мало (образование три класса церковно-приходской школы), но густо была насыщенна народными прибаутками и поговорками. К тому же нахватался трескучих фраз, которые слышал от разного рода агитаторов. А в них недостатка не было – по деревням и поселкам рыскали социал-демократы, социал-федералисты, эсеры, анархисты и прочие деятели, которые решили раскачать лодку.
И вот, выучив несколько ключевых фраз (социальная справедливость, свобода слова, собраний, митингов и т.д.), наш Ясона оказался очень нужным для новых властей человеком. Ко времени прихода к власти большевиков (в Грузии это произошло в феврале 1921 года), наш герой уже был совершеннолетним молодым человеком, с вполне сформированной жизненной позицией, а главное – из бедноты. Что же еще нужно – говорить может, идеи правильные, парень свой в доску! Вот и избрали его секретарем первичной комсомольской организации.
- Основная цель комсомольцев, – говорил Ясон на первом заседании ячейки, – помогать нашим старшим товарищам, истинным ленинцам, выявлять и разоблачать происки наших классовых врагов.
-Кто же это такие? – спросил еще не опытный в партийной работе молодой и горячий энтузиаст построения справедливой жизни для всех и каждого Гогия Сванидзе.
- А вот, к примеру, твой сосед Мелитон Глонти, у которого пара волов и две дойные коровы. Ты знаешь, сколько у него десятин земли? – строго спросил новоиспеченный комсорг своего подопечного.
На следующий день было решено выделить три человека из комсомольской организации в помощь комитету по раскулачиванию классовых врагов. “ Мелитон со своими тремя сыновьями день и ночь, не разгибая спины, работает на своем поле”, пытались робко возразить некоторые несознательные элементы, но судьба кулаков была уже решена в высоких инстанциях.
Досталось не только т.н. кулакам, но и середняки, своим трудом и разумением, неплохо хозяйствующие на своих наделах, натерпелись страху. Одним из них был Сино, прибывший в Цацхвиани из другого села. Женившись на местной девушке из работящей дружной семьи, он воспитал двоих сыновей и дочку. Теперь, от новой власти, наблюдая за ее первыми шагами, он не ждал ничего хорошего, но помалкивал, понимая, что плетью обуха не перешибешь.
Но однажды, когда ему сообщили об очередном решении комсорга, Сино не выдержал и проговорил про себя:
– Пусть Ясон своего отца учит, как надо жить и хозяйствовать, а мы и сами не потеряемся!
Эти слова, да еще с небольшими дополнениями, были переданы комсоргу. Реакция была вполне ожидаемой. На следующий день виновник был вызван в сельсовет, где от него потребовали объяснений. Может и простили бы, если виновник покаялся бы и повинился, но Сино вдруг брякнул – “Сами не умеют хозяйствовать, а других учат”. Такого оскорбления партия и комсомол не прощали. И загремел наш Сино (а это был мой прадед) в кандалы. Отвезли горемыку в районный центр, где собирали очередную партию для переселения в Сибирь. Но необходимое количество переселенцев все не собиралось, проходили дни и недели. К этому времени началась сплошная коллективизация. В районах Гурии, которая расположена в субтропической зоне, решено было начать разведение цитрусовых культур (мандарины, лимоны, апельсины). Для выведения саженцев этих культур необходимо привить к дикорастущему растению трифолиату черенки культурных цитрусовых растений. На всю округу известным мастером этого дела был Сино. Таким образом, из-за соображений высшего порядка, решено было простить крамольника и вернуть его в деревню. Более того, его назначили бригадиром колхозников, которым поручалось ответственное задание – выведение саженцев (и не только цитрусовых). Правда, как позже выяснилось, за этот кропотливый труд платили …даже не гроши, а мифические трудодни (просто в специальной ведомости учетчик ставил галку против фамилии колхозника, а в конце года, согласно трудодням выдавали плату натурой – кукурузу, маис, фасоль). Эта “плата” была символической, ибо той кукурузы не хватало и до нового года. Как перебивались? На приусадебных участках запахивали каждую пядь земли.
И вот однажды, после очередной успешной компании по выведению саженцев, бригаде Сино было поручено посадить на колхозном поле тысячи саженцев помидор, баклажан и болгарского перца. От зари до зари трудились бедолаги и выполнили задание партии и правительства.
– У меня просьба будет к тебе, – обратился бригадир к учетчику в конце рабочей недели. – Когда будешь отмечать трудодни работникам моей бригады, припиши там, что трудились они на карачках.
– Что это еще за новости! – возмутился учетчик. – Зачем это надо?
– Так может к концу года больше дадут натурой!
Но вернемся к нашему герою Ясону. Хозяйственные дела его не очень-то и интересовали. Его больше тянуло к идеологии. В этом деле ему не было равных – мог под любую ерунду идеологическую подоплеку подвести. Особенно не давала ему покоя местная церквушка. Вообще с религией у него были свои счеты. Дело в том, что родной брат его отца, Прокопий, служил священником в соседней деревне. Поначалу поп новую власть принял довольно спокойно – думал, что и эти, как в свое время меньшевики, малость почудят и перестанут (за три года независимости меньшевистское правительство Грузии успело наломать немало дров в религиозной сфере), но потом отец Прокопий понял, что с большевиками шутки плохи. Началось повсеместное гонение на церковь и ее служителей. В Цацхвиани Ясон и его команда первым делом разобрали, что называется, по кирпичику древнюю часовню, местного батюшку вынудили отречься от сана и уехать из деревни.
Отец Прокопий оказался крепким орешком. Он не только не сложил с себя сана, но и отказался отменить воскресные проповеди, восхвалял имя Господне и не хотел выдавать властям тайну исповеди. Естественно, что такое поведение родного дяди бросало тень на безупречную с партийной точки зрения репутацию Ясона. А ему очень хотелось подняться повыше, в районный комитет, а там глядишь и большим человеком заделаешься. Все карты путал этот упрямый бородатый старик.
И вот, однажды, после Пасхи, на светлую седмицу, когда немногие еще оставшиеся верными церкви крестьяне вместе со своим батюшкой праздновали Светлое Христово Воскресение, племянник решил проучить отца Прокопия. А празднуют у нас известно как – обильное застолье с ароматной, но коварной “Изабеллой” (это вино кахетинцы и вином-то не считают, ибо лоза Изабеллы не требует за собой большого ухода). Ясон тоже пришел к дяде вроде как поздравить с праздником. Посидели вечерком, хорошо выпили, спели гурийское криманчули (песня очень красивая) и улеглись. Ночью, ближе к рассвету, комсорг подкрался к спящему старику и ножницами обкорнал ему бороду. Батюшка наутро увидел, какую скверную шутку сыграл с ним племянничек, не выдержал позора и ушел к сыну в город. Перед тем соседи слышали, как он проклял своего обидчика.
Не знаю, подействовало ли то проклятие, или нет, но с тех пор люди стали замечать за Ясоном кое-какие странности. Рассказывали, что временами он становился слишком возбужденным, глаза неестественно расширялись, и речь становилась невнятной, похожей на бормотание. Но своей антирелигиозной деятельности он не только не оставил, но даже расширил и привнес в него необычные элементы. К примеру, обнаружив у соседской старушки икону Богоматери из разрушенной под его руководством часовни, он велел принести веревку, обмотал ею икону и привязал себе к ноге. Так и ходил по деревне, волоча за собой святой образ. При этом во все горло орал – “ А ну посмотрим, что со мной сделает эта ваша побрякушка!”. “ Эх, бедная твоя головушка,- проговорила сердобольная старушка. – Что еще худшего могла сотворить с тобой Царица Небесная. Ума ты лишился парень”.
Но там, наверху, комсомольское начальство так не считало. Ясона и пару таких ярых и воинственных безбожников из соседних деревень (у них даже была создана организация под названием “Союз безбожников”) по комсомольской путевке, в качестве поощрения, направили на учебу в город, в педагогическое училище. Как и чему он там учился – тайна за семью печатями, но известно, что через три года вернулся он с партийным билетом в кармане и с назначением на должность директора местной школы. Двадцатидвухлетний директор считался самым желанным женихом во всей округе. От желающих породниться с семьей Квачадзе не было отбоя. Отец выбрал для сына скромную и работящую девицу, здраво решив, что такая не будет задирать нос и снесет крутой нрав зарвавшегося сыночка. Ясон не стал упираться, ибо семейная жизнь для него была лишена того ореола святости и смыслового значения, которое придавала ей церковь. Ну, что могли знать эти темные бородачи, внушающие невежественному народу, что семья – это малая церковь, что муж, глава семьи, также должен любить свою жену как Христос возлюбил свою церковь. Какой бред, думал новоиспеченный директор, и обращал на свою молодую жену столько же внимания, сколько лошадь уделяет надоевшей мухе, т.е. просто отмахивался от нее. Главным для него, всем смыслом его жизни была общественная деятельность. К ней он относился с фанатизмом истинного верующего. Ни одно мероприятие в районном центре не проходило мимо его внимания. Всюду и везде он выступал с докладами, с речами, делился опытом партийной и комсомольской работы. Любимым его коньком была антирелигиозная пропаганда. Его направляли в отдаленные села района для борьбы с опиумом народа.
Между тем, в положенное время родился первенец. Семья уже жила не в хижине, а добротном кирпичном доме с резным балконом и верандой. Злые языки поговаривали, что некоторые стройматериалы, выделенные на постройку нового здания школы, пошли на директорский дом, но доподлинно об этом ничего не известно. Жизнь входила в полнее определенное и, казалось, прочно намеченное русло, но грянула война. Сейчас ее упоминают в бывших республиках некогда единой страны исключительно как Вторая мировая война. А в прошлом столетии ее называли Великой отечественной. Пришла повестка из военкомата и в семью Квачадзе. Ясона, как и сотни тысяч наших сограждан, после трехмесячной подготовки, послали на фронт. В первых же сражениях на Украине, вместе со своим корпусом, он оказался в окружении и был взят в плен.
Продолжение следует